Театр одного психиатра

Фото: Зураб Джавахадзе/ТАСС

В Америке снимут фильм по пьесе барнаульского драматурга

Лариса Хомайко

5 июня, 2015 18:36

11 мин

Александр Строганов, доктор медицинских наук, практикующий врач-психиатр и драматург, рассказал «Русской планете» о счастье жизни в провинции, театральной психотерапии, нелюбви к «Новой драме», и о том, как стать востребованным во всем мире, не выезжая из родного города.

– Кем вы себя ощущаете в жизни: драматургом или доктором?

– Для меня это две параллельно существующие линии. Еще в юности я раз и намертво отказался от мысли брать истории болезни, как некие сюжетные линии. Потом уже начал соображать, что в беседах с пациентами, контактах, невольно напитываешься языком, настроениями, чем-то таким, что потом все равно просачивается в произведение. Но, по большому счету, для меня есть четкая грань: с пациентами и студентами я доктор, а когда сажусь за письменный стол, я литератор. Каждый раз я стесняюсь, когда в моей медицинской жизни всплывает, что я пишу, и мне об этом говорят, или когда в литературной среде пристают с медицинскими вопросами.

Но это касается внешней жизни, внутренне — полная гармония. Я думаю, человек, который занимается литературой, должен знать медицину, во всяком случае, с психиатрией, психологией ему точно надо познакомиться, хотя бы поверхностно.

– Почему вы выбрали психиатрию?

– Мой преподаватель, куратор нашей группы, завкафедрой нормальной анатомии Владимир Александрович Высоцкий сказал: «Отсекай, кем ты точно не хочешь быть, и постепенно выкристаллизуется то, что надо». И к третьему курсу уже все было решено. Я пришел на третьем курсе медбратом в психиатрическую больницу на Луговой и до сих пор оттуда не уходил. И пациенты были интересные, и весь этот мир — он близок мне, понимаете?

– Психотерапевтическое направление, которое вы придумали — трансдраматическая терапия — связано с театром?

– Трансдраматическая терапия — сугубо профессиональная история, с театром она связана постольку поскольку. Меня интересуют скорее отношения мастера и ученика в театральном училище, нежели сцена и законы драматургии. Театральная педагогика перекладывается на отношения врача и пациента. И в том, и в ином случае достигается эффект, потому что происходит коррекция личности. Мастер обучает ученика способам театрального воздействия, и первогодок, который, поступив в театральное училище, бледнеет, краснеет, и совершенно ничего не может, через четыре года в нужном месте плачет, в нужном смеется… Эти театральные системы работают на личностную коррекцию, в чем человечество на сегодняшний день остро нуждается.

– В драматургии вы тоже разработали новый метод, который театральные критики называют парареализмом. Расскажите о нем.

– Есть некая линия, она прослеживается в живописи, в музыке, в литературе. Эта нить никогда не прерывается, другое дело, что ее можно видеть или же нет.

Мои корни растут из Антона Павловича Чехова, потому что из него вырос театр абсурда. Русский психологический театр в сочетании с парадоксальностью, заложенной в изящной словесности, начиная с Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Шукшина до Нины Садур, музыкальность, умение работать с диалогом, со словом — вот тот материал, который мне был всегда интересен, тот воздух, которым я дышу. Жуткие вещи можно рассказывать таким образом: на сцене происходят какие-то незаметные взаимоотношения, но на каком-то этапе у зрителя мороз начинает бежать по коже от того, как суть вещей начинает проступать сквозь, казалось бы, неприметные монологи. Вот такой психологический театр — это было всегда интересно.

Александр Строганов. Фото: stroganow.ru

Параллельно с этим существовала такая линия, которая пошла с французской новой волны 60-х годов. У нас в театре этим занимался Ефремов. Когда литературные герои, персонажи на сцене разговаривали в проброс, и, казалось бы, незначительные какие-то детали становились очень значимыми и глобальными. Это живое собеседование, не натужное, не выстроенное по каким-то законам, придавало психологическому театру новое качество. Это открывало колоссальные перспективы, если мы говорим о фантастическом реализме, изящной словесности, психологическом театре. И вот это три кита, из них начали рождаться великие вещи. Последнее имя, рожденное до Коляды — Нина Садур. Все. И после этого что-то сломалось, видимо, что-то разрушилось в обществе. Всплыла вот вся эта муть...

– Это вы о «новой драме»?

– Термин странный сам по себе, что значит «новая драма»? Все, что написано современниками, и есть новая драма. Авторы очень разные. Некоторое время назад мне было предложено составить альманах для издательства из Германии. Собирал с миру по нитке: у меня были русские драматурги из Израиля, Америки, наши ребята…

Современная драматургия предлагает большой выбор, начиная со стилистики и заканчивая темами. Была великолепная библейская драма, и вещи, написанные в манере Теннеси Уильямса. Другое дело, что на сегодняшний день мы имеем дело с достаточно долгим феноменом современного театра, который находится в контексте учения Коляды.

Что это такое? Максимум политизированности и эпатажности при минимуме вкуса, владения языком и так далее. Во главу угла поставлен натурализм, хождение в народ. По большому счету, это напоминает мне опыты крестьянских, пригородных авторов в период революции, которые хотели расправиться с мирискусниками и утвердить это синеблузое, довольно простое в исполнении, не претендующее на особый психологизм и философскую подачу направление. Пусть они существуют, но нельзя только то, что является 5% от общего литературного потока, делать светом в окошке: только это хорошо, потому что прогрессивно и современно. Могу сказать, что ренессанс наступит когда-нибудь.

– Как получилось, что вы, практически не выезжая из Барнаула, стали известным в мире драматургом?

– Я занимался в молодежных театрах, в театре «Плот» Ирины Свободной, потом у меня был свой театр-мастерская, где мы читали Беккета, Ионеско — пьесы, которые во времена моей юности считались запрещенной литературой, пытались писать стихи… Многие потом благополучно ушли в реальную жизнь, а я так и задержался в своем юношеском развитии, продолжаю этим заниматься. Ну, и у меня было много друзей в Москве, связанных с театром, я много общался в этой среде. А потом, это дело случая, в искусстве случай — великая вещь. Я уверен, что в мире, в России много талантливых, одаренных людей, чьи произведения никто никогда не увидит. Есть промысел Божий.

– Что важнее для творчества: характер или талант?

– Вообще, творчество — это не характер и не талант, это болезнь. Это я говорю в какой-то степени даже как доктор. Потому что это безусловная зависимость. Человек, который однажды почувствовал сладость момента, когда он ставит точку и говорит: все, сегодня я закончил какой-то кусочек, или маленький рассказ, или огромный роман, пьесу или стихотворение — испытал ни с чем несопоставимое ощущение. Потом он по-разному может относиться к этой секунде. Но переживается она очень ярко. Хорошо об этом рассуждать человеку, когда его все знают и у него постановки по всему миру, но дело-то не в этом. Бывали моменты, когда казалось, что все, что я пишу, никому не нужно, а болезнь оставалась такой же сильной.

– Ваш опыт показывает, что даже в наше время художник может жить в провинции и создавать настоящие вещи.

– Так всегда и было. Здесь же ведь гораздо больше возможностей для писания. Представьте себе, что такое ритм в Москве и Петербурге: открыл глаза — утро, закрыл — вечер, все происходит одноминутно. А здесь люди даже ходят не спеша, есть возможность сосредоточиться, сконцентрироваться, работать по воле и желанию. Жить в провинции — колоссальное счастье для человека, который всерьез занимается творчеством, а не думает только о том, как бы показать себя.

Со мной, в частности, происходит такая вещь: нет стремления бежать куда-то за славой, продаваться, тусоваться, заявлять о себе. Наступили внутреннее умиротворение и покой. Сам процесс писания доставляет мне колоссальное, ни с чем не сравнимое наслаждение, гораздо большее, чем публичность.

– Однако ж вы востребованный драматург.

– Это вне моей воли. Я сижу здесь на месте, правда, появился интернет, и пара-тройка постановок, действительно, была связана с интернетом. А обычно это происходит само по себе. Звонок, обычно почему-то ночью, часа в два-три: вот, мы загорелись, какие у вас условия. Это волнительный момент и, конечно, приятный. С другой стороны, много других моментов я живу без этого звонка и ничего, не помираю. Есть огромное количество других задач.

– Сейчас у вас опять проект с американцами?

– Там у меня все больше и больше знакомых, и один актер открыл свой большой русский театральный центр. Они начали ставить мою «Чайную церемонию», на репетиции оказался кинорежиссер из наших эмигрантов. Он собрался снимать по ней кино, мы с ним подписали контракт. Еще есть какие-то вещи, я стараюсь о них не думать и не говорить, потому что будет — хорошо, нет — так нет. Раньше ждал, и часто срывалось, а сейчас ничего не жду, и оно глядишь нет-нет, да и случается.

– Александр Евгеньевич, когда вы пишите пьесу, вы представляете спектакль?

– Вот эти коробочки по Булгакову? Ничего такого нет, я не хочу загоняться ни в какие рамки. Но зато я и не борюсь с режиссерами за каждое слово. Я знаю, что пьеса и спектакль это два разных произведения искусства. Пьеса — для чтения. По большому счету меня никогда не занимал сюжет. Тот хаос, из которого вырастает поступок, гораздо интереснее, чем сам поступок. Как написал про меня один критик, «его драматургия маргинальна как по отношению к социалистическому режиму, так и по отношению к новой драме». Ни туда, ни сюда. Не в формате. Поэтому великая благодарность режиссерам, которые берутся за мои пьесы. Я пишущий человек, которому повезло.

СПРАВКА:

Александр Строганов — драматург, поэт, писатель, член Союза писателей, Союза литераторов России. Доктор медицинских наук. Профессор кафедры психиатрии Алтайского государственного медицинского университета.

Создал оригинальное направление в психотерапии — трансдраматическую терапию. Более 30 лет занимается литературной деятельностью. Его пьесы ставили по всему миру — в Москве, Санкт-Петербурге, Сан-Франциско, Нью-Йорке. Автор более 50 пьес. В 2008 году в издательстве «Наука и техника» (СПб) вышла книга А. Строганова «Психотерапия на базе театральных систем», в 2011 — в издательстве «LAP-Lambert» (Германия) монография «Трансдраматическая психотерапия».

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе