Сияющий мир на границе Алтая и Монголии

Федор Торхов писал картины, соединяющие любовь к Алтаю и степям Монголии. Фото из фонда Художественного музея Алтайского края.

В алтайском художественном музее открылась выставка народного дипломата Федора Торхова

Лариса Хомайко

16 ноября, 2015 18:05

8 мин

В Государственном художественном музее Алтайского края начала работу юбилейная выставка художника Федора Торхова, русского монгола. Здесь собраны лучшие картины из его творческого наследия. На них — советский Алтай и соседствующая с ним Монголия.

– Что бы Федор Торхов ни писал: пейзаж, тематическую композицию, даже портрет, — он выкладывался таким образом, что смотришь на его работу и кажется, будто это какие-то драгоценные камни, которые сияют и переливаются разными гранями, — рассказывает «Русской планете» Наталья Царева, кандидат искусствоведения, заместитель директора музея по научно-исследовательской работе.

Чудесный, волшебный мир: бескрайняя степь, зеленые и розовые тени на земле, дорогу отаре пушистых белых овец преградило русло Кулундинского канала — здесь будет вода. Черно-синяя ночь, которую стерегут три сосредоточенных человека верхом на двугорбых верблюдах, — это пустыня Гоби, монгольский дозор охраняет границу. Высоченное алюминиевое сооружение в горах, как межпланетный космический корабль, а это стела в честь советско-монгольской дружбы. А вот маленькая лошадка замерла на склоне горы недалеко от юрты, смотрит: внизу, на равнине, строится сияющий белый город.

«Монгольский дозор». Фото: Лариса Хомайко / «Русская планета»

– Очень люблю работу «Эрдонэт — город сокровищ» 1969 года. Мне кажется, Федор Семенович очень удачно воплотил идею о том, что в земле древней Монголии хранятся несметные богатства и новые, современные города становятся их хранителями, — говорит Наталья Царева. — Он выразил это в какой-то совершенно необыкновенной цветовой гамме: голубые горы, белый город, скалы на переднем плане сияют разноцветными гранями, как, действительно, какие-то сокровища. И даже кусочек улицы в промышленном районе Барнаула получился у Федора Торхова изящным и легким. Какой-то фокус: клубятся заводские трубы, какие-то заборы, столбы, усталые люди возвращаются с работы — а во всем этом просто невозможная красота.

– В этом, наверное, и состоит сила реализма: веришь, что это действительно так, что по-другому и быть не может, — утверждает Наталья Степановна. — Теперь мы видим и понимаем, что термин «социалистический реализм», которым был назван этот метод в определенный период нашего отечественного искусства, не совсем правомерный. Не может реализм быть социалистическим, капиталистическим или еще каким-либо. Федор Семенович считал себя реалистом, он всегда говорил: «Я — реалист, я за русскую реалистическую школу XIX века». И тут он никак не лукавил, среди его педагогов был замечательный художник Беньков, ученик Репина. Будучи молодым, Торхов впитал любовь к реалистической живописи и не мог ей изменить. Другое дело, что талант Федора Семеновича гораздо шире. Его трудно втиснуть в какие-то рамки, какие-то границы. На мой взгляд, он прежде всего удивительный художник-колорист. Поражает его чувство цвета, его особая, какая-то потрясающая декоративность, и легкость, и свобода, и мощь его картин. Вот смотришь сейчас на его работы 70-х или даже 60-х годов и поражаешься, как современно это сделано. Иногда, фрагментарно глядя на его живопись, можно подумать: «А зачем нужен авангард, когда есть такой реализм?»

Сейчас искусствоведы жалеют о том, что при жизни Торхов был обделен их вниманием.

– Мы не сказали художнику, что он классик алтайского искусства. Эти слова при жизни он, к сожалению, в полной мере не услышал, и я считаю, что это наша искусствоведческая вина. В России и даже нашем Сибирском регионе он недооценен. Мне кажется, это тот художник, произведения которого могли бы достойно представить живопись Сибири на любом уровне, вплоть до международного, — сказала «Русской планете» Наталья Царева.

Талант Торхова не вписывался в какие бы то ни было рамки, и его личность — тоже. Строго говоря, он даже не был похож на художника.

– Обычно мы представляем художника бородатым, лохматым, в растянутом свитере, в берете набекрень а-ля Рубенс. Федор Семенович всегда был одет в костюм, рубашку, галстук, вид у него был не художнический. На выставку он всегда приходил очень строгим и с людьми, которых мало знал, старался держать дистанцию, — рассказывает Наталья Царева. — Зато в своей мастерской он принимал друзей очень широко.

Художники обычно сторонятся общественной деятельности — Торхов ее любил. Он, например, долго возглавлял алтайское «Общество друзей Монголии». Это самая близкая к Алтайскому краю заграница, и Федор Семенович был первым российским художником, который стал работать в этой стране.

– Там он завоевал уважение к себе благодаря своему отношению к монгольской культуре — но нет, он больше тяготел к быту, к жизни обычных людей, — рассказывает куратор выставки, искусствовед Евгений Пешков. — Он первый российский художник, который постоянно туда ездил, делал там выставки. Конечно, большинство его контактов были в прилегающих к Алтайскому краю местностях, это Баян-Ульгийский аймак в монгольском Горном Алтае. Он открыл галерею в городе Ульгий и оставил там 70 своих монгольских работ. Не случайно он позднее стал почетным гражданином и города Ульгий, и Баян-Ульгийского аймака. В Монголии он был награжден вообще, кажется, всеми возможными наградами, включая высший орден «Полярная звезда».

– Отличительной чертой Федора Семеновича была любовь к своей стране и гордость за нее, — говорит Наталья Царева. — Именно эти чувства сделали его народным дипломатом. Он хотел представить Россию в Монголии с лучшей стороны, привлекал других художников, чтобы они ехали туда, показывали свои работы. Это вызвало ответную реакцию, мне кажется. Художник писал монгольские пейзажи, выставлял их — монголы увидели мастерство Федора Семеновича и его искреннюю любовь к их земле.

Торхов дружил с монгольскими художниками, с монгольским космонавтом Жугдэрдэмийдином Гуррагчаа, бывал на приеме у президента. Он колесил на газике по всей западной Монголии, был желанным гостем в каждой юрте и писал портреты простых монголов.

– Искусство — это тот вид человеческой деятельности, который рождает взаимопонимание между народами в любые сложные экономические и политические времена, — говорит Наталья Царева. — Конечно же, Федор Семенович был народным дипломатом. Это правда. Своей живописью, влюбленностью и в Алтай, и в Монголию он сумел донести до нас понимание какой-то нашей общности, того, что мы вместе живем в этом вот необыкновенно прекрасном уголке земного шара и мы, близкие соседи, должны быть друзьями.

Сейчас Кулундинский канал с картины «Здесь будет вода» заболочен, порода овец «алтайская тонкорунная» на грани исчезновения, алюминиевый памятник с картины «Праздник на советско-монгольской границе» давно распилен на кусочки и продан в какой-то пункт приема цветных металлов. Прекрасный, сияющий мир художника Федора Торхова остался только на его картинах. Художник умер 7 ноября 2012-го, в 83 года.

«Здесь будет вода». Фото: Лариса Хомайко / «Русская планета»

– Причем, как настоящий коммунист, в этот день он собирался на демонстрацию, — говорит Евгений Пешков.
– Федор Семенович был коммунистом всю свою жизнь и никогда не отказывался от своих убеждений, — рассказывает Наталья Царева. — Он, конечно, их никому не навязывал, но оставался честным перед собой, своими товарищами и людьми старшего поколения, перед теми, кто давал ему рекомендацию в партию — я думаю, это были участники Великой Отечественной. Но это даже не важно. Когда Россия поменяла приоритеты во внешней политике и тесные дружеские связи с Монголией прекратились, Федор Семенович продолжал эту деятельность в одиночку. Он считал, что не надо отворачиваться от старых друзей, и продолжал отношения с монгольскими товарищами. Но как человек он переживал все это очень тяжело.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе