Новости – Общество
Общество
Литература, любовь и смерть — в вещдоках
Фото: Лариса Хомайко / «Русская планета»
«Русская планета» побывала на выставке в Барнауле, посвященной репрессированным писателям
6 ноября, 2015 20:08
9 мин
В государственном архиве Алтайского края открылась выставка «Репрессированная литература». Письма, рукописи, записные книжки. Аккуратные буквы, выцветающие чернила, пожелтевшая бумага. Фотографии. Удивительно, но даже на снимках из уголовных дел (анфас, профиль) разные выражения — от страха до любопытства и насмешки.
Хронологически выставка начинается с начала прошлого века: Кущевский, Ядринцев, Гребенщиков; все только начинается, но уже выходит газета «Жизнь Алтая», а в Петербурге — «Алтайский Альманах», иллюстрированный Чорос-Гуркиным. Вот фотография: над газетной полосой Гребенщиков, Чорос-Гуркин, Иван Тачалов, «поэт, рожденный в спирту»: спокойные, красивые, молодые. Кажется, благодаря им здесь появится литература, но спустя 100 лет мы уже знаем, что все будет иначе. Впрочем, из всей этой троицы в 1937 году расстреляют только алтайца из рода Чорос. Гребенщикову удастся сбежать в Америку, а Тачалова ждали алкоголизм и смерть в 1927 году.
– Горький называл Ивана Ивановича Тачалова человеком страшной жизни, — рассказывает куратор выставки Анастасия Носкова. — Он родился в Барнауле, все в его семье пили, отец был очень жестоким человеком, избивал жену, да и детей не жалел…
«Я уверен, что ни Горький с его босяками и бывшими людьми, ни Куприн с его «Ямой», ни Крестовский с «Петербургскими трущобами» и вообще никто из мыслящих людей не знает того, что знаю я», — писал потом Тачалов. Сохранилась его переписка с Горьким, в 1989 году барнаульский журнал «Алтай» публиковал отрывки из автобиографической «Мрачной повести» Тачалова.
– Я читала его «Мрачную повесть» в состоянии какого-то непрекращающегося шока — страшно подумать, что люди могли так жить. Все его три сестры оказались в публичном доме, да он и сам подрабатывал там музыкантом. В детстве он страшно болел, и потом был наполовину глухим, но он сам научился грамоте, и всю жизнь старался стать настоящим писателем, и был им, — говорит Анастасия.
Сохранилась переписка Тачалова с Горьким, который помог писателю-самоучке опубликовать его первую книгу «Дурацкая карусель». «Страшна была не только личная жизнь Тачалова, жизнь вообще была страшна своим обнаженным и жестоким цинизмом», — писал Горький. И поражался, как в этой мерзости могли расти такие стихи:
Мы знаемъ, что намъ измѣнила весна,
Завяло надеждъ нашихъ поле
И что не сбылись грозы яснаго сна
И сказки, и пѣсни о волѣ.<…>
Быть можетъ, не разъ еще холодъ скуетъ
Все то, что весна создавала;
Но знаемъ и то, что растетъ и растетъ
Безсмертный огонь идеала!
Эту выставку трудно рассматривать: замираешь у каждого стенда, экспоната, погружаясь в чужую жизнь. Вот Бианки: жил в Бийске с 1918 по 1922 год, работал в уездном земстве инструктором-музееведом, читал на учительских курсах лекции по орнитологии и писал в местную газету заметки о жизни птиц.
В 1922 году он узнал о возможном аресте, спешно продал свое охотничье ружье и на эти деньги с женой и маленькой дочкой уехал в Петербург.
Фото: Лариса Хомайко / «Русская планета»
Фото: Лариса Хомайко / «Русская планета»
Николай Заболоцкий жил на Алтае в ссылке в 1943–1944 годах, работал на содовом заводе в Михайловке. В этот свой содовый год он продолжал работать и переложил «Слово о полку Игореве» на современный русский язык:
«Не пора ль нам, братия, начать
О походе Игоревом слово,
«Не пора ль нам, братия, начать
О походе Игоревом слово,
Чтоб старинной речью рассказать
Про деянья князя удалого?»
Вот скуластое лицо Василия Шукшина. Его отец, Макар Леонтьевич, проходил по знаменитому «Заговору в сельском хозяйстве», вскрытом на Алтае в 1933 году, и был расстрелян.
Про деянья князя удалого?»
Вот скуластое лицо Василия Шукшина. Его отец, Макар Леонтьевич, проходил по знаменитому «Заговору в сельском хозяйстве», вскрытом на Алтае в 1933 году, и был расстрелян.
– Первый заговор в сельским хозяйстве был раскрыт в Москве, и позднее было дано указание найти аналогичные заговоры во всей России, — рассказывает Анастасия Носкова. — Конечно, алтайские НКВД-шники не подкачали, и дело было сфабриковано. В 1933 году в Сростках было арестовано более 80 человек, в том числе отец Василия Макаровича Шукшина, его дяди… Здесь у нас представлены материалы из архивно-следственного дела в отношении отца писателя: справки, характеристики, протоколы допроса. А вот, смотрите!
За стеклом небольшая, пожелтевшая от времени фотография, на которой отлично видны ружья, составленные у стены. Много оружия, больше ничего нет.
– Когда начали проводить первые допросы, выяснилось, что на контрреволюционный заговор дело не тянет, — рассказывает Анастасия. — Стали думать, как быть, и кому-то в голову пришла такая идея: а пусть это будет организация, созданная для того, чтобы накануне 1 мая устроить в Сростках вооруженное восстание. Восстание предполагает наличие оружия, оружия нет. Где взять? Ружья собирали по всему Старо-Бардинскому району. Фотографировали, составляли списки на изъятие. В списках, в частности, есть имена и отца Василия Шукшина, и его дядей Михаила и Игнатия. С оружием дело сразу приобрело другой вес и другую окраску. И, кстати, это дело сыграло важную роль в карьере Серафима Попова. Когда в 1937 году Алтайский край выделился в самостоятельную административную единицу, это дело вспомнили и Попова поставили во главе НКВД Алтайского края.
Свою работу в новой должности Попов начал с того, что запросил у Ежова увеличить план по репрессиям — к 400 тыс. он попросил добавить еще 300 тыс. человек, и, пользуясь конторскими счетами, распределил новый план по всем районам края.
Вот так связаны имена самого жестокого палача и самого большого писателя Алтайского края.
Многие истории хранятся в архивных папках, но вот одна из самых грустных и прекрасных: о человеке, который верил, что может построить прекрасное будущее в отдельно взятой деревне, и у которого это почти получилось.
Адриан Топоров был учителем в коммуне «Майское утро», основал там оркестр, хор и театр. Во всей Сибири не было больше такой чудесной жизни, состоящей из непрерывного духовного роста. Самым интересным и любимым занятием были читки. Собиралась вся коммуна, Топоров читал вслух хорошие книжки, от Пушкина и Лермонтова до Бунина и Пастернака, а потом крестьяне обсуждали произведения, литературных героев и самих писателей. Эти отзывы Топоров собрал в книгу «Крестьяне о писателях». Горький из Сорренто восхищался ею, называл ее «подлинным голосом народа».
В коммуне не было замков и заборов, все было общим. Обычная жизнь людей велась на высоком культурном уровне: избы были чистыми, коммунары не пили самогонку, не бранились и называли друг друга по имени-отчеству. Вообще, жизнь была похожа на цитату из романа какого-нибудь утописта: днем работали, а вечерами деревня вымирала, все были в клубе: ставили спектакли, обсуждали книги и занимались музыкой. Такое счастье продолжалось 12 лет.
Фото: Лариса Хомайко / «Русская планета»
Фото: Лариса Хомайко / «Русская планета»
Интересно, что отец космонавта Германа Титова, Степан, рос в «Майском утре» и был учеником Топорова. Влияние учителя видно даже в том, как по-пушкински назвал Степан своих детей: Герман и Земфира.
Эта история закончилась предсказуемо: доносы, комиссии, обвинение в том, что учитель «проводит чуждую идеологию в воспитании детей», увольнение. Очень скоро после этого коммуна «Майское утро» развалилась. А Топорова арестовали, когда он уже уехал из Алтайского края — в 1937 году. Ему предстояло пройти через шесть тюрем и два лагеря. В краевом архиве хранятся его рукописи-воспоминания: «Я — из Стойла» и «Два дома».
«… Прочел я немало о тех интеллигентах-подвижниках, благородных романтиках, которые, отрекшись от всех благ и удобств города, уходили в народ, чтобы просвещать его и тем самым отдать ему исторический долг.
Мне стало стыдно перед самим собою за прежнюю мечту — «В Москву! В Москву!».
Пошел я к инспектору начальных министерских школ Владимиру Михайловичу Курочкину и подал прошение о назначении меня в школу села Верх-Жилинское, Косихинского района, Алтайского края.
В конце августа 1915 года я покинул Барнаул. На полученный в нем духовный капитал живу и поныне…»
В конце августа 1915 года я покинул Барнаул. На полученный в нем духовный капитал живу и поныне…»
Адриан Митрофанович умер в 1984 году. Перед смертью он вспоминал о «Майском утре», как самом счастливом времени, как о возможности жить «как хотела душа». Он писал: «Мои незабвенные, умные друзья-коммунары предоставили мне широкую возможность приложить к делу их просвещения все мои знания, всю любовь и всю энергию».
Это — малая часть историй, которые рассказывает выставка. Она будет работать до 16 января.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
